Когда греки собрались в поход на Трою , они долгое время не могли отплыть от родных берегов из-за очень сильного встречного ветра. Причину таких неблагоприятных обстоятельств они видели в том, что богиня охоты Артемида разгневалась на фиванского царя Агамемнона , ибо он убил ее священную лань. Прорицатель Калхас заявил царю, что прощение богини греки смогут заслужить, если Агамемнон принесет в жертву свою дочь Ифигению.
Опечаленный царь был вынужден подчиниться, а смелая Ифигения, пройдя сквозь ряды воинов, сама приблизилась к жертвеннику. Ахилл приготовил ее к жертвоприношению, Калхас занес над ней жертвенный нож, Агамемнон в ужасе отвернулся, но в последний миг Артемида сжалилась, и когда нож опустился на жертву, у ног жреца билась в агонии лань. Ифигения же бесследно исчезла: богиня перенесла ее в Тавриду , в страну жестоких и воинственных тавров. Тавры поклонялись Артемиде, называя ее богиней Девой, и на высокой скале над морем высился ее огромный храм. Артемида сделала Ифигению жрицей таврского храма.
Прошло много лет после того, как Ифигения чудесным образом перенеслась в Тавриду , и в Греции за это время случилось немало событий: длившаяся 10 лет Т роянская война закончилась победой греков. Вернулся домой и царь Агамемнон . Однако, жена его Клитемнестра ждала мужа не для того, чтобы взойти на его ложе, она давно спала с бастардом Эгисфом . И поджидала она мужа, чтобы убить его и, выйдя замуж за Эгисфа , сделать того фиванским царем . Именно так все и случилось: торжественно встретив царственного супруга, и проводив с дороги в ванну, коварная жена заколола его мечом.
Малолетний сын Агамемнона Орест, который мог вырасти в мстителя за отца, а потому представлял для матери опасность, был тайно вывезен в Фокиду и воспитан тамошним царем Строфием . Сын Строфия Пилад стал неразлучным другом бедного сироты.
Когда Орест достиг 18-летия, бог Аполлон явился ему в Дельфийском храме и повелел убить мать и отчима, мстя за смерть отца. За ослушание божество пригрозило поразить юношу безумием. Орест выполнил волю бога: Клитемнестра и Эгисф были заколоты в собственном дворце. Однако, за Орестом погнались страшные змееволосые богини возмездия Эринии . Спасаясь от них, юноша бежал в Дельфы, в храм Аполлона, уповая на защиту бога, толкнувшего его на убийство. Аполлон усыпил Эриний и отправил Ореста в Афины под защиту могущественной богини-покровительницы города. Когда юноша прибыл в город в Аттике и прильнул к статуе дочери Зевса , умоляя ее о защите, разбуженные тенью Клитемнестры Эринии тоже примчались в Афины, требуя реализации своих исконных прав на возмездие.
Афина повелела собраться мудрейшим мужам города и подвергнуть Ореста суду, в котором сама участвовала как равноправный судья. Решение выносилось путем тайного голосования черными и белыми камнями. Равное соотношение голосов решало дело в пользу Ореста. Так и случилось: решающий голос, уравнивающий число камней, подала за Ореста Афина - богиня , никогда не имевшая матери, а потому равнодушная к судьбе Клитемнестры . А чтобы Эринии не гневались, им в Аттике было предоставлено специальное святилище, расположенное в пещере, и организовано регулярное поклонение. Тем не менее, не все богини-мстительницы угомонились, некоторые продолжали преследовать Ореста.
Чтобы спасти Ореста от Эринний, Аполлон повелел ему отправиться в Тавриду и выкрасть из тамошнего храма Артемиды (Девы) знаменитую статую богини. Так Орест со своим неразлучным другом Пиладом отправились в смертельно опасное путешествие в страну кровожадных тавров.
Собираясь в путь, Орест и понятия не имел, что вот уже больше 18 лет жрицей в храме Девы служит его родная сестра - несчастная Ифигения. Экипажу утлого парусно-гребного кораблика повезло: бурное Черное море было к ним милостиво, и путники благополучно прибыли к суровым берегам Тавриды .
Спрятав судно у прибрежных скал, Орест и Пилад ступили на чужую землю. Пробравшись к храму Артемиды, к которому вела широкая лестница, а вокруг торчали на кольях головы, принесенных в жертву чужеземцев, юноши поняли, что до наступления темноты им статую не выкрасть. Они спрятались и стали ждать ночи. Однако, на них наткнулись местные пастухи и, после долгой борьбы связав, привели к царю тавров Фоапту . Решение владыки было однозначным: чужеземцам окажут великую честь, принеся их жертву богине.
Утром связанных юношей привели в храм и подвели к алтарю, где их с мечом в руках уже ожидала жрица Ифигения . Завязав глаза своим жертвам, она повинилась, что вынуждена заколоть их, ибо таков обычай местного племени, и поинтересовалась, кто они такие. Услышав, что они эллины, она решила заколоть лишь одного пленника, а другого отправить в Грецию с письмом к своему брату, чтобы тот знал: его давно пропавшая сестра жива.
Орест и Пилад жарко заспорили, кому из них умереть. Оба хотели пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти друга. Ифигения же тем временем писала письмо брату. И только когда она протянула Оресту письмо, адресованное ему самому, они узнали друг друга и, конечно, несказанно этому обрадовались. Было принято решение, что спасаться будут все трое, прихватив с собой статую богини.
Ифигения объявила царю тавров, что священное изваяние осквернено, и его, а также обе приведенные на заклание жертвы, необходимо омыть в море и совершить над ними очистительный обряд. Набожный Фоапт согласился. Когда слуги царя принесли на берег статую и привели обоих пленников, Ифигения велела посторонним удалиться, дабы не видели они таинств обряда, и после того, как те исчезли из поля зрения, освободила Ореста и Пилада и взошла с ними на корабль.
Когда тавры , удивленные , что так долго совершается обряд, приблизились к берегу, они увидели судно готовое к отплытию, освобожденных пленников, бежавшую жрицу и похищенную богиню. Разгневанные, они бросились на корабль, но отважным грекам удалось отбиться. Фоапт не успел прислать подкрепление - гребцы вывели судно в море.
Тем не менее , судьба принесла Оресту и его спутникам еще одно испытание. Страшная буря опять прибила их корабль к таврскому берегу. И несдобровать бы грекам не приди на помощь Афина Паллада, которая никогда не бросала в беде тех, кому симпатизировала. Богиня явилась к царю Фоапту и потребовала, чтобы он не только отпустил Ифигению и ее спутников в месте со статуей богини, но даже всех прислужниц из храма. Авторитет Афины был велик, и царь подчинился.
Так Ифигения вернулась на родину и стала жрицей храма Артемиды близ Афин, Орест убил очередного узурпатора на отцовском престоле - сына Эгисфа Алета - и воцарился в Фивах, а Пилад женился на сестре Ореста и Ифигении прекрасной Электре.

Когда греки собирались в поход на Т рою, они долгое время не могли отплыть от берега - дул сильный встречный ветер. Жрецы сообщили им, что на них разгневалаь богиня охоты Артемида за то, что они убили ее священную лань. За это она потребовала принести ей человеческую жертву. На заклинание была обречена дочь фиванского царя Агамемнона Ифигения. В последний момент, когда над девушкой занесли нож, богиня сжалилась над несчастной и на жертвенном камне вместо нее оказалась … лань. Ифигению же богиня перенесла в страну тавров, которые поклонялись богине Артемиде, именуя ее Девой. Артемида сделала девушку жрицей в таврском храме. Ее обязанностью было приносить в жертву греческих моряков, захваченных таврами в плен.

Так прошло много лет. Целое десятилетие длилась Троянская война, закончившаяся победой греков. Вернувшийся домой царь Агаменон был убит своей женой Клитемнестрой, которая не любила его.

Единственному сыну Агамемнона - Оресту - пришлось бежать в соседний город, где он воспитывался в доме правителя. С его сыном Пилатом они стали близкими друзьями и побратимами.

Когда Оресту исполнилось 18 лет,бог Апполон повелел ему отомстить за отца, угрожая, что нашлет на юношу безумие, если тот откажется.

Орест выполнил волю Апполона - вероломная Клитемнестра и ее любовник и сообщник Эгисф пали от рук юного мстителя. Страшные змееволосые богини возмездия Эринии погнались за юношей. Чтобы спасти его Апполон решил отправить Ореста подальше от Греции - совершить подвиг и снискать себе славу.

Бог повелел юноше отправиться в Тавриду и выкрасть из храма Девы чудодейственную статую богини.

Друг и побратим Ореста Пилат отправился вместе с ним в опасное путешествие…

Спрятав судно у прибрежных скал, два юноши ступили на землю тавров. Прокравшись к храму Девы, к которому вела широкая, в 40 ступеней лестница, а вокруг торчали на кольях головы чужеземцев принесенных в жертву, Орест и Пилат решили ждать ночи. Но на них случайно наткнулись местные пастухи, и после долгой борьбы, связали их и привели к царю тавров Фоапту. Решение царя было однозначным - чужеземцам окажут великую честь, принеся их в жертву богине.

Утром связанных юношей привели в храм и подвели к алтарю, где их с мечом в руках уже ожидала жрица -Ифигения. Услышав, что они эллины, девушка поинтересовалась, кто они такие. Представьте себе ее чувства, когда она узнала, что перед ней ее родной брат со своим побратимом. После жарких объятий Ифигения, рискуя своей жизнью, решила спасти их. Она объявила царю, что статуя богини осквернена, и ее, а также обе приведенные на заклание жертвы необходимо омыть в море и совершить над ними очистительный обряд. Набожный Фоапт согласился на это.

Когда слуги царя принесли статую на берег и привели связанных пленников, Ифигения велела им удалиться, дабы не видели они таинства обряда, и когда стражники ушли с поля зрения, освободила Ореста и Пилата, и взошла вместе с ними и священной статуей на спрятанную греческую галеру. Гребцы немедленно вывели судно в открытое море. Когда тавры, удивленные, что так долго совершается обряд, вернулись на берег, они в ярости увидели удалявшийся корабль.

Однако судьба принесла Оресту и его спутникам еще одно испытание - страшная буря опять прибила корабль к таврскому берегу. И не сдобровать бы грекам, если бы не пришедшая им на помощь богиня Афина. Богиня явилась к царю Фоапту и потребовала, чтобы тот немедленно отпустил греков вместе со статуей богини. Богиня была настолько могущественна, что царь не решился ей прекословить.

Так Ифигения вернулась на родную землю и свала жрицей храма Артемиды возле города Афины. Орест воцарился на отцовский престол, а Пилат женился на сестре Ореста и Ифигении прекрасной Электре.

Ифигения Ифигения

(Iphigenia, Ιφιγένεια). Дочь Агамемнона и Клитемнестры, которую отец ее хотел принести в жертву Артемиде, чтобы умилостивить богиню, разгневанную тем, что он убил лань в ее священной роще, и ниспославшую безветрие, вследствие которого греки не могли отплыть в Трою. Но во время жертвоприношения Артемида накрыла Ифигению облаком и унесла в Тавриду, а на месте ее очутилась лань. В Тавриде Ифигения сделалась жрицей Артемиды и спасла брата своего Ореста. См. Орест .

(Источник: «Краткий словарь мифологии и древностей». М.Корш. Санкт-Петербург, издание А. С. Суворина, 1894.)

ИФИГЕНИЯ

(Ίφιγένεια), в греческой мифологии дочь Агамемнона и Клитеместры. Когда греческий флот, направлявшийся под Трою, задержался в беотийской гавани Авлиде из-за отсутствия попутного ветра, жрец Калхант объявил, что богиня Артемида гневается на греков за оскорбление, нанесённое ей Агамемноном, и требует принести ей в жертву И. Уступая настойчивым требованиям ахейского войска и главным образом Одиссея и Менелая, Агамемнон вызвал И. в Авлиду под предлогом её бракосочетания с Ахиллом; в момент жертвоприношения И. была похищена с алтаря Артемидой, заменившей её ланью; по другой версии - медведицей или тёлкой (возможно, с этого момента место И. среди дочерей Агамемнона занимает Ифианасса, Hom. II IX 145). Сама же И. была перенесена богиней в Тавриду и сделана жрицей в её храме. Здесь она должна была приносить в жертву всех попавших в эти края чужеземцев. От руки И. чуть было не погиб её брат Орест, прибывший в Тавриду по велению Аполлона для того, чтобы вернуть в Элладу деревянный кумир Артемиды. Но брат и сестра узнали друг друга, и И. спасла Ореста; они вместе возвратились в Грецию. И. продолжала служить Артемиде в её храме в аттическом поселении Бравроне. Здесь уже в историческое время показывали могилу И., а в соседнем селении Галах Арафенидских и других местах деревянную статую Артемиды, доставленную якобы из Тавриды. Таким образом сводились воедино данные культа и мифа об И., сложившегося в Греции на протяжении 7- б вв. до н. э. и распространившегося далеко за её пределами [Геродот (IV 103), сообщая о существующем у скифов в Тавриде культе богини Девы (местная параллель греческой Артемиды), добавляет, что они называют эту богиню И. дочерью Агамемнона. Согласно Павсанию (II 35, 2), Артемида иногда носила прозвище И.].
В мифе об И. отразились напластования различных периодов общественного сознания и стадий развития греческой религии. Культы И. в Бравроне и Мегаре, а также отождествление её то с Артемидой, то с Гекатой свидетельствуют, что И. была некогда местным божеством, чьи функции затем были переданы Артемиде. В чудесной замене И. на жертвенном алтаре животным сохраняется воспонимание о первоначальных людских жертвоприношениях, которые были обычными в эпоху первобытной дикости, но затем стали восприниматься как отвратительная жестокость, недостойная греков и оттеснённая на периферию «варварского» мира. При этом выбор животных, заменяющих человека в жертвоприношении Артемиде, указывает на древнейшую зооморфную стадию в представлениях о божестве: почитаемая первоначально в облике лани или медведицы богиня Артемида затем охотнее всего принимает в жертву именно этих животных.
Миф о принесении в жертву И. впервые получил отражение у Гесиода («Каталог женщин», фрагмент 23а, 17-26) и в эпической поэме «Киприи» (7 в. до н. э.), затем - в хоровой лирике (Стесихор, Пиндар) и у афинских драматургов 5 в. до н. э. От трагедий «И.» Эсхила и «И.» Софокла дошли незначительные фрагменты; целиком сохранились «Ифигения в Авлиде» и «Ифигения в Тавриде» Еврипида. Использованный в последней из них миф о возвращении И. из Тавриды получил обработку также в не дошедших до нас трагедиях Софокла «Хрис» и «Алет». Материал греческих авторов был положен в основу произведений римских трагиков: Энния («И. в Авлиде»), Невия («И.»), Пакувия («Хрис»), Акция («Агамемнониды» по «Алету» Софокла). В римской поэзии жертвоприношение И. послужило Лукрецию для изобличения жестокости религии (Lucr. I 82-101); краткое изложение всего эпизода у Овидия (Met. XII 24-36).
в. н. ярхо.

В европейской драматургии первые трагедии на сюжет мифа - переводы-переделки произведений Еврипида: в 16 в. - Л. Дольче «И. в Авлиде», Т. Себилле «И. в Авлиде»; в 17 в. - О. Скамакка «И. в Авлиде» и «И. в Тавриде», С. Костер «И.» и Ж. Ротру «И.». Первое самостоятельное драматургическое воплощение мифа в новое время «И. в Авлиде» Расина. В драматургии 18 в. разрабатывался главным образом сюжет «И. в Тавриде» (наиболее значительная трагедия Гёте, знаменовавшая новый этап в освоении античного наследия). В 19-20 вв. было создано около 50 трагедий на сюжеты мифа об И. (самостоятельные интерпретации, обработки произведений Еврипида и т. д.). Наиболее значительные среди них - «И. в Дельфах» и «И. в Авлиде» Г. Гауптмана.
Миф об И. неоднократно находил воплощение в изобразительном искусстве античности - в живописи (ряд помпейских фресок), пластике (рельефы этрусских и римских саркофагов и др.), вазописи, мозаике, произведениях торевтики. Характерно, что на многих произведениях античного искусства (рельеф «Алтаря Клеомена», фреска из дома Трагического поэта в Помпеях и др.) отец И. Агамемнон в сцене жертвоприношения изображён с лицом, скрытым под плащом (изображение искажённого страданием лица противоречило бы принципам античной эстетики). В античных произведениях (рельеф Веймарского саркофага, ряд апулийских амфор и др.) изображалась также сцена узнавания И. Ореста, прибывшего в Тавриду.
В кон. 16 - сер. 18 вв. было создано около 100 произведений на сюжет «жертвоприношение И.», в числе которых рисунок Аннибале Карраччи, фреска Доменикино, картина И. Ф. Ротмайра, фреска и несколько картин Дж. Б. Тьеполо. В 19 в. к мифу обращаются В. Каульбах, А. Фейербах, В. А. Серов и др.
Широкое распространение получил миф в европейском музыкально-драматическом искусстве (ок. 70 опер в 17-18 вв.). Наиболее значительные произведения: «И. в Авлиде» Д. Скарлатти, Н. Порпоры, Н. Йоммелли, Дж. Сарти, К. В. Глюка; «И. в Тавриде» Д. Скарлатти, Т. Траэтты, Б. Галуппи, К. В. Глюка.

(Источник: «Мифы народов мира».)

Ифигения

Дочь Агамемнона и Клитемнестры. Сестра Ореста, Лаодики, Хрисофемисы и Электры. Племянница Менелая, внучка Атрея. Была принесена отцом в жертву богине Артемиде, чтобы обеспечить грекам благополучное отплытие к Трое. Однако богиня заменила Ифигению на жертвеннике ланью, а Ифигению перенесла в Тавриду, где сделала своей жрицей. По другой трактовке этого мифа, Агамемнон убил священную лань Артемиды, за что богиня не посылала ахейцам попутного ветра для отплытия в Трою. Артемида потребовала смерти Ифигении в качестве искупительной жертвы.

(Источник: «Мифы Древней Греции. Словарь-справочник.» EdwART, 2009.)

Синонимы :

Смотреть что такое "Ифигения" в других словарях:

1. героиня трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде» (405 г. до н.э.). И. дочь Агамемнона и Клитемнестры. Когда ее отец возглавил войско греков, плывущее к стенам Трои, боги, разгневанные на вождя ахейцев, не послали им попутного ветра. Жрец Калхант… … Литературные герои

Ифигения - в Тавриде. Фреска из Помпей. I в. н. э. Ифигения в Тавриде. Фреска из Помпей. I в. н. э. Ифигения в мифах древних греков дочь Агамемнона и Клитеместры. Когда греческий флот, направлявшийся под Трою, задержался в Авлиде, беотийской гавани, из за… … Энциклопедический словарь «Всемирная история»

И, жен. Заимств.Происхождение: (В античной мифологии: Ифигения героиня ряда мифов.) Словарь личных имён. Ифигения и, ж. Заимств. [В античной мифологии: Ифигения героиня ряда мифов.] Словарь русских личных имен. Н. А. Петровский. 2011 … Словарь личных имен

Ифигения - Ифигения. Фреска из дома Трагического поэта в Помпеях. Жертвоприношение Ифигении. 1 в. Национальный музей. Неаполь. ИФИГЕНИЯ, в греческой мифологии дочь Агамемнона и Клитемнестры. Принесена отцом в жертву Артемиде, чтобы обеспечить грекам… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

В греческой мифологии дочь Агамемнона. Была принесена отцом в жертву богине Артемиде, чтобы обеспечить грекам благополучное отплытие к Трое. Однако богиня заменила Ифигению на жертвеннике ланью, а Ифигению перенесла в Тавриду, где сделала своей… … Большой Энциклопедический словарь

В мифах древних греков дочь Агамемнона и Клитеместры. Когда греческий флот, направлявшийся под Трою, задержался в Авлиде, беотийской гавани, из за отсутствия попутного ветра, жрец расценил это как гнев богини Артемиды на греков за оскорбление,… … Исторический словарь

Сущ., кол во синонимов: 2 астероид (579) героиня (17) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

- (Ijigeneia) первоначально эпитет и одна из разновидностейАртемиды, почитавшейся и в историческое время с этим прозвищем вГермионе и др. местах. Когда И. выделилась в качестве героини, то опроисхождении ее и обстоятельствах жизни сложились самые… … Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

- (др. греч. Ἰφιγένεια) первоначально эпитет Артемиды, почитавшейся и в историческое время с этим прозвищем в Гермионе и других местах. Когда Ифигения выделилась в качестве героини, то о её происхождении и обстоятельствах жизни сложились… … Википедия

Их корабли собрались в гавани Авлиды, что в Беотии , и ждут попутного ветра. А попутного ветра всё нет и нет. Оказалось, что Агамемнон прогневил Артемиду . То ли он убил посвященную ей лань, которую ни в коем случае убивать было нельзя, то ли убил просто лань, но похвалялся, что такому выстрелу могла бы позавидовать сама Артемида. Вот богиня и разгневалась. Она наслала безветрие, и флот греков не мог двинуться в путь. Обратились за советом к прорицателю. Прорицатель Калхант объявил, что богиня может быть умилостивлена только принесением ей в жертву Ифигении, самой красивой из дочерей Агамемнона. По настоянию Менелая и войска, Агамемнон должен был согласиться на это. Одиссей и Диомед поехали к Клитемнестре за Ифигенией, и Одиссей солгал, что её отдают в жены Ахиллу .

Ифигения прибыла из Микен в сопровождении матери и брата Ореста счастливая и гордая, что на нее пал выбор прославленного героя. Но в Авлиде она узнала, что её ждет вместо свадьбы смерть на жертвенном алтаре.

Когда Ифигению привезли на место, и всё уже было готово для жертвы, Артемида сжалилась и в самый момент заклания заменила Ифигению ланью, а её на облаке похитила и унесла в Тавриду.

Миф Ифигения в Авлиде

…вошел глашатай и объявил Агамемнону, что Ифигения прибыла уже в стан. Сама Клитемнестра привезла ее в Авлиду, привезла также и Ореста. Утомленные длинным и трудным путем, они остановились вне лагеря, у источника, выпрягли усталых коней и пустили их по лугу. Ахейцы толпами спешили взглянуть на прекрасную дочь своего вождя и, не зная ничего о намерениях Агамемнона, спрашивали друг у друга: зачем велел царь привезти дочь в ратный стан. Одни полагали, что Агамемнон обещал руку дочери кому-нибудь из вождей и хотел совершить брак до отправления в поход; другие думали, что царь соскучился по семье своей - потому и вытребовал в Авлиду и супругу, и детей; некоторые же говорили: «Неспроста прибыла царевна в наш стан: она обречена на жертву Артемиде, властительнице Авлиды». Самого Агамемнона весть о прибытии супруги и детей привела в отчаяние. Как взглянуть ему теперь на Клитемнестру? Она ехала к нему в уверенности, что ведет дочь к брачному алтарю, и должна теперь узнать, что то был обман: дочь их пойдет не к брачному алтарю, а к жертвеннику гневной богини! А сама Ифигения - как зарыдает она, когда узнает о судьбе своей, как будет молить отца, чтобы не отдавал он ее на смерть, не обрекал на заклание! Даже Орест - не в силах еще будет младенец понять, какое дело совершается в семье, но и он поднимет крик и станет плакать вслед за другими.

Тяжело было Агамемнону; мучился он и скорбел и не находил себе спасения. Страдальческий вид его тронул сердце Менелая: жаль его стало Менелаю, жаль стало и несчастной девы; подошел он к брату, раскаялся перед ним, что оскорбил его упреками и злою, язвительной речью, и отказался от всех требований своих. «Отри слезы, брат, прости меня: я беру назад все, что говорил тебе перед этим. Омрачился мой разум; безумен я был, как малоумный, пылкий сердцем отрок; вижу теперь, каково поднимать руку на детей своих! Распусти дружины, разойдемся по домам; не допущу я, чтобы для меня ты принес такую неслыханную ужасную жертву!» Благородное слово брата порадовало Агамемнона, но не рассеяло его печали. «Доброе, великодушное слово сказал ты, Менелай, - отвечал Агамемнон, - но не спасти мне теперь дочери. Рати ахейцев, собравшиеся здесь, заставят меня принести ее в жертву. Калхас возвестит волю богини перед всем народом; а если бы старец и согласился молчать - его гадание знает Одиссей. Честолюбив и хитер Одиссей и любим народом; он, коли захочет, возмутит все войско: умертвят нас с тобою, а потом и Ифигению. Если бежать мне от них в свое царство - они, всей ратью, пойдут вслед за мною, разорят города мои и опустошат мою страну. Вот каким беспомощным горем посетили меня боги! Об одном прошу тебя, брат: позаботься, чтобы Клитемнестра ничего не знала о судьбе дочери до самой той поры, когда падет она под жертвенным ножом. Хоть этим облегчи мою скорбь».

Между тем Клитемнестра въехала в стан и приближалась к шатру супруга. Менелай оставил брата, а Агамемнон один пошел навстречу супруге и детям и старался скрыть свою печаль и отчаяние. Лишь только успел он сказать несколько слов с Клитемнестрой, подбежала к нему Ифигения и, радостная, нежно обняла отца. «Как рада и, что вижу тебя опять, после долгой разлуки! Только что же ты мрачен так, чем озабочен ты?» - «Много забот у вождя, дитя мое!» - «О, полно сокрушаться заботами, отец; проясни чело, взгляни на нас: мы опять с тобою; будь же весел, оставь свою суровость». - «Я рад, дитя, что вижу тебя такой веселой». - «Рад, а у самого текут слезы из очей!» - «Больно мне думать, что вскоре опять мы расстанемся, и расстанемся надолго». - «Ах, если б можно было и нам отправиться в путь с тобою». - «Скоро отправишься ты в путь - в далекий путь, и вспомнишь ты во время того пути об отце своем!» - «Что же одна я отправлюсь в путь или вместе с матерью?» - «Одна: и отец, и мать далеко будут от тебя». - «Что бы ни было, отец мой, ты скорей только возвращайся к нам из похода!» - «Прежде чем выступить в поход, мне нужно принести еще здесь жертву, и при этом жертвоприношении ты не будешь праздной зрительницей». Не мог Агамемнон продолжать далее; разговора с дочерью, не предчувствовавшей нисколько близкой гибели своей; снова слезами наполнились его очи и, обласкав дочь, он велел ей идти в приготовленный для нее шатер. По отходе Ифигении Клитемнестра стала расспрашивать мужа о роде и достатках жениха их дочери и о том, что было приготовлено для брачного празднества и какие приготовления нужно было еще сделать. Тяжело было Агамемнону скрывать от супруги убийственную истину; мрачно и коротко отвечал он на ее расспросы и посоветовал ей наконец возвратиться назад, в Микены, и остаться там до дня бракосочетания: неприлично, говорил он, жить женщине в ратном стане, между мужчинами, да и дочери, оставшиеся дома, нуждаются в присмотре и заботах матери. Клитемнестра не послушалась мужа и не согласилась предоставить ему заботы об устройстве брачного торжества. Безутешный, вышел тогда Агамемнон из своего шатра и пошел к Калхасу: надеялся он, что провидец найдет, может быть, средство спасти дочь его от смерти.

Немного спустя к шатру Агамемнона поспешно подошел Ахилл и стал расспрашивать у рабов, где найти ему царя. Не мог Ахилл совладать со своими мирмидонцами: требовали они, чтобы Агамемнон или плыл немедленно к берегам Трои, или распустил дружины; да и самому Пелиду, болевшему сердцем по славе, невыносимо стало праздное бездействие. Клитемнестра услыхала голос Ахилла и, узнав от рабов, кто это, вышла к нему из шатра и дружески приветствовала его, называя нареченным зятем. «О какой помолвке говоришь ты? - спросил ее изумленный Ахилл. - Я никогда не искал руки вашей дочери, и Агамемнон ни слова не говорил мне про свадьбу». Застыдилась тогда Клитемнестра и, смущенная, стояла перед Ахиллом, потупив очи в землю: непристойными показались ей теперь ее речи к юноше, и не помышлявшему вступать в брак с их дочерью. Ахилл старался успокоить растерявшуюся царицу. «Не смущайся, - сказал он ей, - и не сердись на того, кто подшутил над тобой; мне же прости, что я, изумленный твоими речами, опечалил и смутил тебя». Тут вышел к ним из шатра старый раб, которого Агамемнон посылал с тайным письмом в Микены; раб тот служил еще отцу Клитемнестры и последовал за нею в дом ее супруга. Трепеща от страха, он открыл своей госпоже, что Агамемнон намерен принести дочь в жертву Артемиде. Ужаснулась Клитемнестра, пала к ногам Ахилла и, рыдая, обняла его колена, «Не стыжусь я, - говорила она, - припасть к ногам твоим: я - смертная, ты же сын бессмертной богини. Помоги нам, спаси мою дочь. Брачный венец возложила я на ее голову, когда везла ее сюда, а теперь должна одеть в могильные ризы. Вечный позор будет тебе, если ты не защитишь и не спасешь нас! Заклинаю тебя всем, что тебе дорого, божественной матерью твоей заклинаю тебя - защити нас; видишь, я не у алтарей ищу себе защиты, а припадаю к твоим коленам. Нет у нас здесь защитника, нет человека, который стал бы за нас; если и ты отвергнешь мои мольбы, дочь моя погибнет».

Тронут был Ахилл мольбами и рыданиями царицы и вознегодовал на Агамемнона за то, что дерзнул он злоупотребить его именем, дабы обмануть свою супругу и похитить у нее дочь. Поднял Пелид громко стенавшую Клитемнестру и сказал ей: «Я буду твоим защитником, царица! Клянусь Нереем, божественным родителем матери моей Фетиды: не коснется твоей дочери никто из ахейцев, даже сам Агамемнон. Я был бы презреннейшим из трусов, если бы позволил именем моим привлекать людей к смерти! Если допущу Агамемнону исполнить, что он задумал, - я навеки запятнаю свое имя!» Так говорил царице Пелид и дал ей совет - попытаться сперва упросить мужа, смягчить его сердце мольбою, ибо доброе, от сердца исходящее слово имеет иногда более власти, чем сила. Дав еще раз обещание быть бдительным защитником Ифигении, Ахилл удалился.

Возвратясь в свой шатер в твердом намерении принести дочь в жертву Артемиде, Агамемнон с притворно спокойным видом сказал супруге: «Приведи ко мне дочь; я все уже изготовил для бракосочетания ее: готова и священная вода, и жертвенная мука, и телицы, кровью которых окропляют при заключении браков алтари Артемиды». - «Сладкие речи льются из твоих уст, - воскликнула полная гнева и ужаса Клитемнестра. - Дело же, которое ты замыслил, - страшное, злодейское дело! Поди сюда к нам, дочь моя, и знай, что хочет сделать над тобой отец; возьми с собой и Ореста». И когда Ифигения вошла в шатер отца, Клитемнестра продолжала: «Посмотри, вот стоит она перед тобой - покорная, готовая во всем повиноваться твоей воле. Скажи ты мне: неужели же и вправду ты хочешь отдать дочь на заклание?» - «Горе мне, злополучному, - воскликнул Агамемнон в отчаянии. - Погиб я, открыта моя тайна!» - «Все знаю я, - продолжала Клитемнестра. - Самое молчание твое и твои вздохи обличают тебя. Ради чего обрекаешь ты на смерть нашу дочь? Чтобы возвратить Менелаю Елену? Правду сказать, великая цель, достойная кровавой, страшной жертвы! Из-за злой жены жертвовать детьми, отдавать за непотребное то, что для нас всего дороже! Когда ты уйдешь на чужбину, а я возвращусь домой, - как взгляну я на опустелые покои дочери и что скажу другим дочерям, когда они станут спрашивать меня о сестре? И ты - как осмелишься ты поднять к богам руки, обагренные кровью дочери: чего молить у богов детоубийце! Скажи еще мне: почему именно наша дочь должна пасть жертвой у алтаря богини? Отчего не созовешь ты вождей и не скажешь им: «Вы хотите, арговяне, плыть во фригийскую землю? Бросим же жребий о жертве: пусть жребий решит, чья дочь должна пасть у алтаря Артемиды». Почему Менелай не хочет пожертвовать своей дочерью Гермионой? Ведь вы идете на войну из-за его обиды? Что же молчишь ты? Отвечай - уличи меня, если слово мое лживо; если же я говорю правду - одумайся, не поднимай руки на дочь, не отдавай ее на заклание!»

Тут пала к ногам Агамемнона и сама Ифигения и, рыдая, стала молить его о пощаде. «О, отец мой! - говорила дева. - Если бы даны были мне уста Орфея, двигавшие горами! Но бессильно слово мое, сила моя в слезах и стенаниях. Молю и заклинаю тебя: не губи меня; сладок мне свет солнца, не отсылай меня в обитель тьмы! Что мне до Париса с Еленой? Виновата разве я, что Парис похитил жену у царя Спарты! О, брат мой, заступись за сестру; плачь вместе со мною, моли отца младенческими слезами своими, чтобы не обрекал он меня на смерть! Сжалься надо мною, отец, пощади меня!»

Неумолим был Агамемнон и не изменил своего решения. «Знаю я, что делаю! - воскликнул он. - Не меньше тебя, жена, люблю я дочь; тяжело мне отдавать ее в жертву Артемиде, но не могу не исполнить воли богини. Видите, какой сильной ратью окружены мы, сколько могучих, меднодоспешных вождей собралось здесь, в Авлиде: никому из них не бывать под Троей, если я не принесу в жертву дочери, - Калхас возвестил это; а дружины ахейцев волнуются и ропщут, что так долго не плывем мы к Илиону: горят они не терпением отомстить дерзкому похитителю Менелаевой жены. Если я буду сопротивляться воле богини, возвещенной Калхасом, ахейцы умертвят всех нас. Не ради Менелая приношу я дочь в жертву, а для блага всей Эллады; меня силою заставят сделать это ахейцы!»

Так говорил Агамемнон и, сказав, вышел из шатра. И едва успел он удалиться - в стане поднялся шум, послышались крики и звон оружия; Ахилл поспешно прибежал к шатру Агамемнона и стал облекаться в доспехи, словно готовясь идти в бой. Вся рать ахейская была в волнении. Одиссей открыл народу то, что слышал от Калхаса, и воины взволновались и готовы были силой заставить Агамемнона принести дочь в жертву. Ахилл выступил один против всех и торжественно объявил, что не дозволит поднимать ножа на деву, обещанную ему в супруги; на доблестного юношу бросились все, даже и сами мирмидонцы, и на месте побили бы его камнями, если бы он не успел спастись бегством. Несчетной толпой, с грозными криками пошли тогда ахейцы, предводимые Одиссеем, к шатру Агамемнона и намерены были тотчас же схватить Ифигению и вести ее к алтарю Артемиды. Ахилл же, облеченный в боевые доспехи, с мечом в руке, поджидал толпу у царского шатра; он решился силой отражать силу и не выдавать Ифигению. Кровавая, страшная сеча должна была разгореться перед шатром царя Агамемнона.

Ифигения внезапно вырвалась из объятий рыдающей матери и с геройской твердостью воскликнула: «Не плачь, мать моя, и не ропщи на отца: не можем мы идти против воли рока. Великодушен и мужествен наш защитник, но не отстоять ему нас с тобою. Слушайте, что положили мне на сердце боги. Не страшусь я более смерти и охотно иду к жертвеннику умирать за дело Эллады. На меня устремлены теперь взоры всех арговян, я открываю им путь к враждебной Трое, я паду жертвой за честь ахейских жен: никогда более не посмеет варвар похитить арговянку. Счастливая смерть неувядаемой славой увенчает меня - славой освободительницы родной земли! Доблестному же сыну Пелея не следует жертвовать жизнью для спасения девы и вступать из-за нее в бой со всем войском аргосским. Нет, если Артемида избрала меня в жертву, я не стану сопротивляться воле богини и охотно пойду к ее алтарю. Рада я пасть под ножом жреца, вы же плывите к берегу Трои, разрушайте ее твердыни: развалины Трои будут моим памятником».

«Великодушно слово твое, благородная дочь Агамемнона! - воскликнул восторженно Ахилл. - О, как бы счастлив был я, если бы богам угодно было даровать мне твою руку! Но подумай: страшна смерть душе человека; коли пожелаешь, я готов спасти тебя и супругой увезти отсюда в дом свой». - «Много вражды между мужами, много убийств причинила дочь Тиндарея; из-за меня же не прольется крови: ты не поднимешь руки ни на кого из ахейцев, не падешь и сам под их мечами». - «Если такова твоя воля, достойная дочь Эллады, - сказал Ахилл, - я не дерзаю прекословить тебе и отхожу от тебя; но если ты, придя на место заклания, содрогнешься сердцем и изменишь мысли, то я поспешу тогда к тебе на помощь и спасу тебя из-под ножа жреца».

После этих слов Пелид удалился. Ифигения стала утешать рыдавшую мать и уговаривала не скорбеть о ней, не оплакивать ее, умирающую столь славною смертью; потом призвала она слуг отца и велела вести себя к месту, где находился жертвенник Артемиды. Клитемнестра, по настоянию дочери, осталась в шатре. Громко зарыдала несчастная царица, когда осталась одна, и, рыдая, пала на землю, терзаемая скорбью и отчаянием.

Перед станом ахейцев, на цветущем лугу, в священной дубраве, стоял жертвенник Артемиды; сюда собрались греки и густой толпою стали вокруг жертвенника богини. Ифигения, сопровождаемая слугами, прошла сквозь изумленную толпу и стала около отца. Тяжкий вздох вырвался из груди Агамемнона; он отвернулся от дочери и одеждой закрыл лицо, орошенное слезами. Дева же, обратясь к отцу, сказала: «Взгляни на меня, что отвращаешь ты от меня очи? Я не по принуждению - добровольно пришла сюда умереть за народ ахейский. Будьте счастливы все, и да даруют вам боги победу и скорое возвращение в родную землю! Пусть никто из арговян не прикасается ко мне: я сама подойду к жертвеннику и бестрепетно предстану перед жрецом».

Изумилось все войско греков, видя геройское мужество и великодушие царевны. Глашатай Талфибий повелел толпе хранить молчание. Вещий жрец Калхас, стоявший у жертвенника, обнажил острый жертвенный нож и положил его в золотую корзину, потом надел венец на голову девы. Подошел тогда к алтарю и Ахилл; взял он корзину с жертвенной мукой и сосуд со священной водой и, обходя вокруг алтаря, окропил его той водой и так взывал к Артемиде: «Прими, о богиня, жертву, приносимую тебе ахейским народом и царем Агамемноном; преклонись на милость, пошли нам благополучное плавание и победу над народом Приама!» Атриды, вся рать ахейская и все вожди ее стояли молча, потупив очи в землю. Взял Калхас нож и занес его над девой: все смолкло вокруг; безмолвно стояли ахейцы и, затаив дыхание, ждали роковой минуты. Вдруг, перед очами всех, совершается великое чудо! Калхас нанес удар, но в ту минуту, как нож коснулся шеи девы, - дева исчезла, а на месте, где стояла она, явилась раненая, объятая предсмертным трепетом лань. Вскрикнул от изумления Калхас, вскрикнуло и все войско ахейцев. «Видите ли, ахейцы? - радостно воскликнул вещий старец. - Вот какую жертву избрала себе богиня: неугодно было ей, чтобы алтарь ее обагрился кровью благородной Ифигении. Радуйтесь: богиня примирилась с нами; пошлет она нам теперь счастливое плавание и победу над силой Илиона! Мужайтесь; сегодня же оставим Авлиду и отправимся в путь по Эгейскому морю».

Когда жертвенное животное было сожжено на алтаре и Калхас еще раз призвал богиню на помощь, войско радостно и поспешно побежало к кораблям: начинал уже дуть попутный ветер. Агамемнон отправился в шатер, чтобы сообщить супруге о том, чем кончилось жертвоприношение; оба они были уверены, что дочь их была приобщена к сонму бессмертных.

Ифигения же была похищена богиней и перенесена на берег дальней Скифии; здесь должна она была служить жрицей в одном из храмов Артемиды.

Ифигения в Тавриде

В Тавриде (нынешний Крым) Артемида сделала Ифигению жрицей в своем храме. Девушка должна была принести в жертву перед священной статуей Артемиды любого чужеземца, которого привел бы к ней царь тавров Фоант, большой почитатель Артемиды. Семнадцать долгих лет служила Ифигения Артемиде.

Все эти годы она ничего не знала о своей родине, о родных и близких. Она не знала, что после десятилетней осады пала Троя, что отец её вернулся в Микены победителем, но пал жертвой заговора, в котором участвовала её мать Клитеместра, что её брат Орест наказал убийц, а затем по приказанию дельфийского оракула прибыл в Тавриду, вместе с другом Пиладом, чтобы увести в Элладу изображение Артемиды Таврической, упавшее, по преданию, с неба. В Тавриде брат и сестра встретились и вместе вернулись на родину.

Возвращение из Тавриды не принесло Ифигении свободу - она по-прежнему оставалась служительницей Артемиды. Ифигения стала жрицей на берегу Аттики, в Бравроне, в новом храме Артемиды. Там она жила, так и не познав семейного тепла, пока смерть не прервала её безрадостную жизнь.

Имя и культ Ифигении встречается всюду, где почиталась Артемида.

Скала под названием Ифигения находится в Крыму в пределах посёлка Береговое (Кастрополь).

В честь Ифигении назван (112) астероид Ифигения, открытый в 1870 году.

Миф об Ифигении в Тавриде

[Брат Ифигении Орест убил свою мать, мстя за убийство отца Агамемнона. Этим он разгневал эриний, которые долго преследовали его]

В отчаянии он снова бежал в Дельфы, и Аполлон, чтобы навсегда избавить несчастного от преследований эриний, велел ему плыть в Тавриду и привезти оттуда в афинскую землю изображение Артемиды. Орест снарядил корабль и отправился в путь вместе с неразлучным другом своим Пиладом и некоторыми другими юношами. Пристав к пустынному, скалистому берегу варварской страны, они укрыли корабль свой в ущелистый, отовсюду закрытый залив и, выйдя на сушу, отправились отыскивать храм, в котором находилось изображение Артемиды. Храм этот находился невдалеке от берега; в нем скифы отправляли богине кровавую требу: закалывали у алтаря ее всех чужеземцев, прибывших в их страну. Орест хотел немедленно перелезть через ограду храма или выломить ворота и похитить изображение Артемиды, но Пилад остановил его и советовал отложить дело до ночи: ночью безопаснее и легче похитить изображение богини. Совет Пилада был принят, и юноши отправились назад, к кораблю, и здесь ожидали наступления ночи.

В том храме жрицей была Ифигения, сестра Ореста, перенесенная сюда из Авлиды Артемидой. Много уже лет провела в Тавриде Ифигения, томясь тоской и не находя в себе сил для служения богине, для совершения треб, правимых в скифском храме; по долгу жрицы она должна была принимать участие в скифских жертвоприношениях, в заклании чужеземцев, попадавших в руки скифов. Хотя несчастные жертвы были убиваемы не ее рукой, но на ней лежала обязанность окроплять их предварительно священной водой. Тяжело, невыносимо было деве смотреть на отчаяние и муки несчастных, кровью обливалось ее сердце. Так томилась она в стране диких варваров и с великой скорбью вспоминала о прекрасной родине своей, где мирно и счастливо, как ей казалось, текут дни близких ее сердцу.

Ночью, перед тем как Орест и Пилад приблизились к храму, Ифигения видела страшный сон. Снилось ей, что она на родине, во дворце своего отца. Вдруг задрожала под нею земля, и она убежала из дома, а когда потом оглянулась назад, то увидела, как рушились на землю стены и балки дворца. Только одна колонна осталась на месте, и эта колонна заговорила человеческим голосом. Она же, как жрица, омывала эту колонну, громко рыдая. Страхом и ужасом наполнил ее этот сон: на кого могло указывать это видение, если не на брата ее Ореста. Ореста - опоры ее семьи - не стало: ибо кого она кропила священной водой, тот был обречен на смерть.

На другой день рано утром вместе со служительницами перед храмом приносила она жертву за умершего брата своего и громко рыдала о несчастной судьбе семьи своей, о милом брате и о своей собственной участи. В это время прибежал к ней с морского берега пастух и сказал, чтобы поспешила она с приготовлениями к человеческой жертве: двое юношей из греческой земли пристали на корабле своем к берегу и захвачены в плен. «Гнали мы, - рассказывал пастух, - быков своих к морю, туда, где подымается высокая скала, подмытая постоянным прибоем морских волн. Один из нас увидел на берегу двух юношей и тихо сказал: «Видите, там, на берегу сидят два божества». Один из нас поднял руки и стал молиться, но другой из товарищей, улыбаясь, сказал ему: «Это двое юношей, потерпевших кораблекрушение. Они скрылись в этой пещере, зная обычай страны приносить в жертву всех чужеземцев, пристающих к нашему берегу». Почти все мы согласились с этим мнением и уже хотели схватить юношей для принесения в жертву нашей богине. Но тут встал один из чужеземцев, стеная и потрясая головой и руками, воскликнул: «Пилад, разве ты не видишь эту ужасную преследовательницу, не видишь, как хочет она задушить меня. А вот и другая, она изрыгает огонь и смерть, крылатая, в одной руке держит она мать мою, другой сбрасывает на меня целую гору. Куда бежать мне?» То ревел он, как вол, то лаял, как собака. В страхе, недвижимо смотрели мы на юношей, и вдруг тот юноша, что издавал пронзительные крики, с обнаженным мечом бросается на наше стадо, неистово наносит быкам тяжелые раны, думая, что преследует эриний. Тогда мы приготовились к отпору; собрали весь народ - с такими полными сил юношами нам, пастухам, трудно было бы справиться. После долгих беснований юноша упал, наконец, на землю с пеной у рта, и тогда-то, пользуясь благоприятной минутой, мы вместе со всем народом бросились на него. Но друг поспешил к нему на помощь, отер пену с лица его, прикрыл тело одеждой и отбивал все наносимые ему удары. Скоро пришел юноша в чувство и, видя, как толпы народа, окружив, бросают в него камни, воскликнул: «Пилад, вооружись мечом и следуй за мной!» Так он сказал, и оба с обнаженными мечами бросились на нас. Мы разбежались. Но в то время как юноша преследовал одну часть толпы, другая вернулась и снова стала метать в него камни. Долго не прекращалась битва. Наконец, утомленные, припали юноши к земле, мы подбежали, камнями выбили из рук их мечи, а самих связали. Привели их затем к царю, а царь прислал нас сюда, чтобы как можно скорей приготовила ты священную воду для жертвы». Сказав это, пастух поспешил к своим товарищам.

Скоро служители храма приводят связанных Ореста и Пилада. По древнему обычаю жрица развязала им руки, чтобы принесены они были в жертву богине свободными, и послала служителей в храм, чтобы совершить обычные приготовления к жертве. Оставшись теперь одна с несчастными, обреченными на заклание юношами, полная сострадания жрица говорит им: «Бедная, какая мать родила вас на горе? Кто ваш отец? Горе сестре вашей, если у вас есть сестра, сестре, лишающейся таких братьев. Мраком покрыты намерения богов; опасности никто не предвидит; трудно узнать наперед, что готовится человеку, горе или радость. Скажите, юноши, откуда вы? Дальний ли путь привел вас в эту страну, где должны остаться навеки?» Так сказала она, и в ответ ей Орест: «Зачем оплакиваешь ты горе наше, о дева; сетовать долго о смерти, когда она так близка и неизбежна, не мудро. Пусть совершится то, что назначено роком, не оплакивай нас, мы знаем обычаи здешней земли». - «Но как зовут вас, - продолжала расспрашивать Ифигения юношей, из какой страны вы родом?» - «Зачем тебе знать наши имена? В жертву должна ты принести тела наши, а не имена. Несчастные - вот наше имя. Незачем тебе знать и о том, где наша отчизна; но если же ты непременно желаешь знать это, знай; родом мы из Аргоса, из славного города Микены». - «Неужели ты говоришь правду! Скажи же тогда мне, знаешь ли ты о знаменитой Трое? Говорят, она взята и разрушена!» - «Да, это правда, молва не обманула тебя». - «И Елена снова в доме Менелая? И ахейцы возвратились на родину? И Калхас? И Менелай?» - «Елена опять в Спарте с прежним супругом своим, Калхас убит, Одиссей же еще не возвратился на родину». - «Но жив ли Ахилл, сын Фетиды?» - «Нет, Пелида не стало: напрасно совершил он в Авлиде свое брачное пиршество». - «Да, то было празднество мнимого брака; так говорят все видевшие это». - «Но кто же ты, дева, знающая столько о Греции?» - «Я сама из Эллады; но в ранней юности постигло меня горе. Скажи мне, что стало с вождем ахейского войска, с тем, кто считался таким счастливцем». - «О ком спросила ты? Тот вождь, которого я знал, не принадлежал к счастливцам». - «Я спросила об Агамемноне, Атреевом сыне». - «Не знаю я о нем, дева, перестань расспрашивать». - «Нет, скажи мне, заклинаю тебя богами, умоляю тебя!» - «Погиб он, злосчастный, и своей смертью причинил гибель другим. Убила же его собственная жена. Но умоляю тебя, не продолжай расспросов». - «Скажи мне, юноша, живы ли дети убитого, жив ли правдивый, мужественный Орест и помнят ли в той семье о принесенной в жертву Ифигении?» - «Электра, дочь Агамемнона, еще жива; сестра же ее погибла из-за негодной жены, а сын блуждает повсюду и нигде не может приклонить головы».

Ужасные вести о родительском доме глубоко потрясли бедную деву. Лишь одно утешило ее в безграничном горе: жив еще брат ее Орест, которого она считала умершим. Долго с покрытым лицом стояла она и в отчаянии ломала руки, наконец, обратясь к Оресту, спросила: «Друг, если я избавлю тебя от смерти, не сможешь ли ты доставить родным моим письмо - его написал один пленный грек. За эту услугу ты получишь вместе с жизнью свободу. Но твой товарищ, к несчастью, должен умереть, того требует здешний народ». - «Прекрасны речи твои, о дева, с одним лишь я не согласен: с тем, что должен умереть друг мой. Было бы несправедливо, если бы сам я бежал отсюда и оставил здесь на гибель того, кто никогда не покидал меня в минуту опасности. Нет, отдай ему послание, и пусть умру я». Тут начался между великодушными друзьями спор: Пиладу тоже не хотелось возвращаться на родину без друга. Наконец победу одержал Орест: «Ты живи, дорогой мой, и дай мне умереть. Оставить горькую жизнь, над которой тяготеет гнев богов, не жаль мне; но ты счастлив; на доме твоем не лежит никакого пятна, над моим же тяготеют преступления и бедствия. Живи для сестры моей Электры, которая обручена с тобой, не изменяй ей; ступай в отцовский дом свой, в Фокиду, когда же будешь в Микенах, воздвигни мне памятник, и пусть Электра прольет по мне слезы и посвятит мне прядь волос своих». Пилад обещал исполнить волю друга, взял послание жрицы и поклялся доставить его по назначению, если только не поднимется буря и волны не поглотят послание. Но чтобы и в таком случае не пропало известие, Пилад просил жрицу сообщить ему содержание письма. «Сообщи Оресту, - сказала она, - Агамемнонову сыну в Микенах: Ифигения, сестра твоя, которую вы считаете умершей, жива и шлет вам это послание». - «Где же она, - воскликнул Орест, - неужели возвратилась она из царства теней?» - «Ты ее видишь перед собою. Но не прерывай меня: пусть он тайно увезет меня в Аргос, из варварской страны, избавит меня от обязанностей приносить людей в жертву Артемиде. В Авлиде же спасла меня богиня, послала вместо меня лань, и ее-то заклал отец мой, воображая, что поражает меня. Сама богиня привела меня в эту страну. Вот содержание письма». - «О, мне нетрудно исполнить клятву, - воскликнул Пилад. - Немедля исполняю я свое обещание и вручаю тебе, Орест, письмо сестры». Вне себя от радости, Орест обнял сестру и воскликнул: «Дорогая сестра! Дай же мне обнять тебя! Я едва верю своему счастью! Как чудно ты открыла себя!» - «Назад, чужеземец, - воскликнула Ифигения, - зачем дерзко прикасаешься ты к одежде жрицы, до которой не смеет касаться ни один смертный!» - «Сестра, дочь отца моего Агамемнона! Не убегай от меня! Перед тобою брат, которого ты отчаялась видеть». - «Ты брат мой, чужеземец? Замолчи, не обманывай меня. Разве изгнан Орест из Микен?» - «Да, там нет твоего брата, злосчастная; ты перед собою видишь Агамемнонова сына». - «Но можешь ли ты доказать это?» - «Слушай. Ты знаешь о распре Атрея с Фиестом из-за золотого овна? Знаешь, как вышила ты этот спор на прекрасной ткани. Ты же вышила на другой ткани, как Гелиос, негодуя на Атрея, угостившего Фиеста таким ужасным кушаньем, отклонил в сторону свою колесницу. Когда мать обмывала тебя в Авлиде, ты дала на память ей прядь волос. Все это слышал я от Электры. Но вот что видел и сам я: в Микенах, в женской горнице, скрыла ты то копье, которым Пелопс поразил Эномая». - «Да, ты брат мой, - воскликнула Ифигения и заключила брата в свои объятия. - О, дорогой мой! Какое счастье, что я тебя вижу и могу обнять тебя».

Брат и сестра предались на время радости свидания, но Пилад напомнил им о предстоящих опасностях. Орест сообщил сестре о цели своего прибытия в Тавриду и спросил у нее совета, как бы похитить статую Артемиды и вместе бежать. План Ифигении был такой. Под тем предлогом, что статуя богини осквернена приближением к ней чужеземцев, двух братьев, запятнавших себя матереубийством, ее - эту статую - вместе с многогрешными жертвами нужно омыть в волнах моря. Омовение должно происходить у того места, где скрыт хорошо оснащенный корабль Ореста. На этом корабле думала Ифигения убежать из Тавриды.

В то время как Ифигения несла из храма статую богини, подошел к ней царь этой страны Фоас посмотреть, принесены ли чужеземцы в жертву Артемиде, и немало удивился, когда увидел изображение богини в руках жрицы. Ифигения повелела ему стоять вдали, в портике храма, так как образ богини осквернен преступными чужеземцами. «Богиня, - сказала ему Ифигения, - разгневана: никем не тронутый, образ ее сдвинулся с места и закрыл очи. Омыть его должно морской водой, омыть должно и чужеземцев, прежде чем приносить их в жертву». Царь, глубоко уважавший жрицу, поверил словам ее и похвалил ее начинание. Он приказал сковать чужеземцам руки, закрыть им лица и взять для безопасности несколько служителей. Жрица повелела потом, чтобы народ остался вдали от того места, где должен был совершиться обряд омовения, и чтобы царь в ее отсутствие очистил храм огнем. Торжественная процессия при свете факелов потянулась к морю. Впереди шла жрица с изображением богини, за нею скованные чужеземцы, рядом с ними служители, за ними вели агнцев, предназначенных для очистительной жертвы. Царь остался в храме.

Прибыв к берегу моря, жрица повелела служителям удалиться на такое расстояние, чтобы они не могли видеть обряда. Затем сама она повела юношей к тому месту, где скрыт был за скалой корабль. Издали слышали служители, как раздавались гимны, которыми сопровождалось очищение. Долго ждали они окончания обряда, наконец, опасаясь, не освободились бы чужеземцы от оков и не нанесли бы жрице оскорбления, решились нарушить ее повеление и приблизились к месту очищения. Там увидели они у берега греческий корабль и на нем пятьдесят гребцов; юноши же, обреченные на жертву, освобожденные от оков, по спущенной с корабля лестнице были готовы уже ввести жрицу на корабль. Быстро подбежали таврийцы, схватили деву, схватились за канаты и весла корабля и воскликнули: «Кто это похищает у нас жрицу?» «Я, брат ее Орест, сын Агамемнона, освобождаю сестру, которую у меня похитили». Но таврийцы не отпускали ее и хотели увести с собой. Началась ужасная схватка между ними и обоими юношами. Таврийцы были отбиты, Орест с сестрой успели взойти на корабль и взять с собой изображение Артемиды. Радостно встретили их товарищи и изо всех сил направили корабль к выходу из узкой бухты. Но в то время как подплывали уже они к проливу, огромной волной отбросило их назад. Тогда Ифигения, подняв руки к небу, взмолилась Артемиде: «О, дочь Латоны, дай жрице своей покинуть этот негостеприимный берег и достичь Эллады. Прости мне мой обман. Брат твой мил тебе, бессмертная, пристало и мне любить моего брата». К мольбе девы присоединились громкие мольбы гребцов, работавших изо всех сил, чтобы продвинуть корабль вперед. Но буря прибила его к скале. В то время как греки боролись с силой поднятых бурей волн, служители поспешили к царю, чтобы сообщить ему о случившемся. Быстро собрал Фоас весь народ, чтобы с ним отправиться в погоню за чужеземцами. Но в то время как Фоас приближался к кораблю, в воздухе предстала ему Паллада Афина, преградила ему путь и сказала: «Куда стремишься ты, царь? Выслушай меня; я богиня Афина. Оставь гнев свой. По повелению Аполлона прибыл сюда страдающий помешательством сын Агамемнона, чтобы отсюда увезти сестру в Микены и изображение Артемиды в Аттику. Не удастся тебе захватить и умертвить Ореста в эту бурю, ибо Посейдон - в угоду мне - ровняет для него поверхность вод Океана». Фоас покорился воле богини и судьбе. Он оставил злобу свою на Ореста и Ифигению и служительницам храма, помогавшим Ифигении при обрядах, позволил вместе с нею возвратиться на родину.

Так, незримо сопровождаемые Афиной Палладой и Посейдоном, возвратились Орест и Ифигения в Элладу. Ореста уже не преследовали с этих пор эринии; он освободился от помешательства и воздвиг на берегу Аттики храм, посвященный Артемиде и где жрицей была Ифигения. Затем возвратился Орест в Микены, где престолом завладел Алет, сын Эгисфа. Орест умертвил Алета и вернул себе отцовское наследство. Друг же его Пилад вступил в брак с Электрой и вместе с нею удалился в родную Фокиду.

Ифигения (Ίφιγένεια), в греческой мифологии дочь Агамемнона и Клитеместры, сестра Ореста. Первоначально эпитет и одна из разновидностей Артемиды, почитавшейся и в историческое время с этим прозвищем в Гермионе и других местах. Когда Ифигения выделилась в греческом мифотворчестве в качестве героини, то о происхождении ее и обстоятельствах жизни сложились самые разнообразные легенды. Благодаря великим аттическим трагикам, обрабатывавшим этот сюжет, наиболее распространенной версией мифа стала следующая.

Ифигения, художник Ансельм Феуербах

Когда греки отправлялись под Трою и готовы были уже пуститься в путь из беотийской гавани Авлиды, Агамемнон (по другим источникам Менелай) оскорбил Артемиду, убив на охоте посвященную ей лань. За это богиня наслала безветрие, и флот греков не мог двинуться в путь. Прорицатель Калхас объявил, что богиня может быть умилостивлена только принесением ей в жертву Ифигении. Агамемнон, по настоянию Менелая и войска, должен был согласиться на это, и Ифигения была вытребована в лагерь, под предлогом обручения с Ахиллом. Когда она прибыла туда и все уже было готово для жертвы, Артемида сжалилась и в самый момент заклания заменила Ифигению козой, а ее на облаке похитила и унесла в Тавриду, где Ифигения стала ее жрицей и умерщвляла перед ее алтарем странников, заносимых туда бурей.

В Тавриде много лет спустя нашел Ифигению ее брат Орест, который преследуемый эриниями, прибыл туда вместе со своим другом Пиладом, по приказанию дельфийского оракула, чтобы увести в Элладу изображение Артемиды Таврической, упавшее, по преданию, с неба. Брат и сестра вместе возвратились на родину и Ифигения продолжала служить в храме Артемиды в аттическом поселении Бравроне. Здесь уже в историческое время показывали могилу Ифигении, а в соседнем селении Галах Арафенидских и других местах деревянную статую Артемиды, доставленную якобы из Тавриды.

Таким образом сводились воедино данные культа и мифа об Ифигении, сложившегося в Греции на протяжении 7-6 столетий до нашей эры и распространившегося далеко за ее пределами. Геродот, сообщая о существующем у скифов в Тавриде культе богини Девы (местная параллель греческой Артемиды), добавляет, что они называют эту богиню Ифигенией.

«Ифигения и Кимон», художник Лейтон Фредерик

Согласно Павсанию, Артемида иногда носила прозвище Ифигения. О месте смерти и погребения Ифигении также существовало разногласие. Гесиод говорит, что Ифигения не умерла, а превращена Артемидой в Гекату; другие поэты заставляют ее жить на далеком севере, с Ахиллом, и наслаждаться бессмертием. Вообще имя и культ Ифигении встречается в Греции всюду, где почиталась Артемида.

В одной из новелл «Декамерона» Джованни Боккаччо красивый, но недалекий и грубый юноша Кимон (или Чимоне) влюбился в Ифигению. Лейтон изобразил момент повествования, когда Кимон случайно встретил спящую у родника божественную красавицу, это событие полностью изменило его жизнь. Искренняя и страстная любовь к Ифигении возвысила и облагородила сердце и разум Кимона.